Все родители травмируют своих детей…
И это весьма неприятный, но от этого не менее неизбежный факт.
Какие-то в большей, какие-то в меньшей степени — это в зависимости от их собственной порушенности или сохранности — у них ведь тоже были родители. Не всем удалось достигнуть взрослого возраста более или менее адекватными.
И соответственно кому-то из детей повезло больше, … а кому-то меньше. А кому-то не повезло очень сильно, и он, например, взял да и вывалился из мира в шизофрению лет так в 19-20. Или еще лучше того — из окна. Хотя это наверное хуже. Не могу выбрать…
Это я собственно к чему …
А к тому, что, наверное, каждый, попадая в психотерапию (неважно — в качестве кого), сталкивается с вопросом родителей. Или Лучше так — с ВОПРОСОМ РОДИТЕЛЕЙ. Это потому, что вопрос большой и тема не простая.
Я помню свою первую реакции после начала обучения …
Это был протест. Вызов. Этакий юношеский нигилизм-максимализм.
Мол теперь я много чего знаю/умею/понимаю и вот прям сейчас, не сходя с этого места, буду вас лечить, дорогие мама и папа. А вы давайте слушайтесь, выполняйте все мои предписания и становитесь такими, какими я хотел, чтобы вы были. А если нет . . . то я буду стараться вас исправить еще сильнее, потому что вы ничего понимаете, в отличии, например, от меня — все понимающего и все осознающего…
Но они, конечно, не исправились. Они остались такими, какими и были.
Моя мать осталась все такой же пограничной и шизофреногенной. Она все так же продолжила лелеять свой букет психосоматических ромашек. А мой отец все так же напоминал предмет мебели — минимум эмоций, никаких чувств. Все заблокировано и вытесненно — а иначе, как сохранить рассудок с такой женой…?
После этого я как-то отстал от них со своей психотерапией и начал выстраивать границы. Вроде как уже большой мальчик, не первый год женатый — пора так сказать.
— Что это были за границы!!! Вы не представляете, Сёма. Не границы — мечта!!!
Я таких границ еще ни у кого не видел.
По все правилам — стены, ров, колья и прочие способы отгородится от близких, но странных людей.
Наверное, надо сказать про то, что в моей жизни как-то всегда было мало отца, поэтому в основном мне приходилось защищаться от матери =)
Как только я перестал тем или иным образом тормошить родителей своими жалкими интервенциями и аналитическими экивоками и начал отгораживаться … моя мама очень сильно затревожилась и начала атаковать меня с дотоле невиданным для нее энтузиазмом и постоянностью…
Звонки, обиды, обвинения, манипуляция слезами и чувствами.
После некоторого количества исследований и множества экспериментов, я составил «Мамин словарь»:
— Ты же мой сын / я родила тебя, и теперь ты мне за это обязан до смерти, ты должен простить мне все и прощать всегда, что бы я ни сделала раньше или сейчас.
— Я же люблю тебя и всегда любила (1) / немедлено скажи, что любишь меня, иначе я сама перестану верить в свою ложь, мне так страшно, перестань говорить правду.
— Я же люблю тебя и всегда любила (2) / я хорошая мать, и моя любовь — единственная ценность в твоей жизни.
— Нет, я не обижаюсь, нельзя обижаться на детей (1) / я чертовски злюсь на тебя, но так как это плохо, я этого не покажу, и ты тоже не сможешь злиться на меня.
— Нет, я не обижаюсь, нельзя обижаться на детей (2) / я хорошая мать, а ты плохой сын, раз расстроил маму, я буду мучить тебя, пока ты не извинишься.
— Ты не любишь/ненавидишь меня / ты только что раскусил меня и сказал о своих чувствах, мерзкий гаденыш, меня это злит, поэтому я обвиню тебя.
— Мы так хорошо общались, когда ты был маленьким (1) / Ты был глупым и беззащитным, мне легко было манипулировать тобой, защищаться тобой, нападать тобой.
— Мы так хорошо общались, когда ты был маленьким (2) / мне трудно с тобой сейчас справиться, и поэтому я сделаю тебя маленьким своей любовью и убью.
— Ты всегда будешь моим ребенком (1) / не смей взрослеть, иначе я пойму, что старею.
— Ты всегда будешь моим ребенком (2) / я ни за что не признаю, что ты взрослый и что с тобой надо считаться.
— Ты всегда будешь моим ребенком (3) / ты вырос и, несмотря ни на что, чего-то добился большего, чем я, или имеешь преимущество передо мной — ненавижу тебя.
Это далеко не полный перечень того, что есть в арсенале моей мамы. Она говорит это все мне постоянно . . . и раньше тоже всегда говорила. Просто я не помнил или не понимал. Может, просто в отсутствии осознаности и четких границ этого было не увидеть. Так или иначе, я получил возможность ясно увидеть свою мать. Какая она в принципе, и в частности в отношениях со мной.
И она оказалось весьма неприятным человеком. Не в смысле неприятным человеком вообще — а очень неприятным человеком, который выносил, родил и воспитал ребенка. И теперь продолжает быть в отношениях с ним.
Я понял, что моя мать не видит меня. И никогда не видела. И, наверное, и не хочет этого. И я человек взрослый прикинул, что мне это, конечно, обидно, но в принципе — переносимо. Но мне стало до слез жаль того маленького себя. Которого тоже не видели и не замечали. И это стало переломным моментом в моей терапии. Нарциссическая броня начала поддаваться, и мне стали доступными грусть и боль от бессилия и невозможности быть услышанным и понятым самым близким человеком.
Я наконец-то начал вспоминать свое детсво, которое до этого состояло из нескольких ярких фотографий про радость, счастье и веселье. Кроме нескольких этих моментов у меня ничего не осталось в памяти, как будто ничего и не было. И оттого меня всегда удивляли люди, которые помнили свое детство довольно отчетливо.
Теперь же я вспомнил все слезы моей матери, которые были предназначены другим, но все до одной достались мне. Вспомнил ее ужас, просто всепоглощающий страх, когда я балансировал на грани — и весь этот страх достался мне:
— Мамочка ты только не плачь, все будет хорошо / мама, мне страшно что я умираю, а ты меня пугаешь еще больше — перестань, пожалуйста, это невыносимо.
Вообще, как оказалось, состояние страха я испытывал почти все детство — такой латентный страх, липкий, навязчивый. И с тех времен мне достались огромные голубые глаза, всегда широко распахнутые и смотрящие насторожено и выжидающе. В принципе, красиво … но какой ценой.
Моя мать до сих пор грезит о том времени, когда я был ниже ее и меня легко можно было взять на руки и сделать все что угодно. Она с удовольствием придумывает себе разные истории о том, как у нас с ней было все хорошо тогда — раньше. Она наотрез отказывается признавать, что я был не таким, как она придумала, она как будто лучше меня знает, что было со мной тогда.
И мне не остается ничего другого, как сказать ей . . . А мне и сказать даже нечего. Я просто не звоню ей. А когда мы встречаемся, все больше отмалчиваюсь и пытаюсь поговорить с отцом. И иногда даже получается. Он даже начал интересоваться моей работой и моей жизнью. А бывает даже так, что он вступает в конфликт со своей женой из-за своего сына. Оно, конечно, приятно, но как-то поздно =(
У меня появилось стойкое ощущение, что я расстался с какими-то иллюзиями насчет моих родителей. Это оказалось очень грустным и трудным открытием. Такая вот невозможно трудная задачка. Быть услышанным и увиденным оказывается невозможно, потому что еще не «признан» взрослым. А «стать» взрослым не получается, потому что не видят и не слышат.
— Автор статьи: Сердков Андрей
Канал лучших статей психологов. Ведущий канала психолог в Новосибирске, гипнотерапевт, НЛП — психотерапевт, когнитивно-поведенческий терапевт Сергей Лунюшин.
Мой сайт: http://www.psiholog-lsa.ru/
Всего Вам хорошего!
